С кожей цвета спелой оливы и андалузской ночью в глазах испанка Пилар ждет неверного мужа. Руки уперши в крутые бедра, стоит, подбородок задрав. Жара. Вспоминает пять поколений своих сестер еще одна «осчастливленная» сестра. Лето, солнце сжигает крышу. Собаки забились в тень.
Может капля яда в его агуардьенте?! В томике Лорки загнута страница: «И в полночь на край долины, увел я жену чужую, а думал, она невинна». Соседка в окне напротив плеснула на улицу воду. И пара каких-то кабронес терзают струны гитары. О, проклятое соледад…
Нет, она могла бы устроить сцену, выкинуть из окна фотографию его усатой мамаши, перебить весь сервиз, что подарили на свадьбу, и горшок с цветами уронить на голову тех кабронес, что терзают семь струн у гитары внизу, попивая свою сервесу. А терзают ее же душу. И соседка всплеснет руками, назовет ее ведьмой, бруха. Ну а дети, они узнают, в коротких штанишках, жмущиеся к отцу «почитай нам на ночь из Хосе Марти». А средний снова подрался в школе, а старший хочет идти воевать. А младшей нужно пришить на платье оборки к великому четвергу.
И прислонившись тихо к проему окна на кухне Пилар повторяет «Падрэ нуэстро кэ эстас энлос съелос». Красное жгучее платье и печаль в глазах. О, великое соледад…
Шаги по лестнице и сердце остановилось. Зашел он, спросил гаспачо, уселся, не вымыв руки. И все как всегда, не важно. Хлеба кусок, тарелка. Мрачно скажет, не досолила. А потом он уснет, обнявши кошку, и занавеска станцует фламенко для нее одной. И Пилар закурит крепкие сигаретки, что купила на углу у Мигеля в полдень. И дым будет есть глаза подобные андалузской ночи, и где-то в уголке на мгновение покажется капля соли. Она смахнет ее прямо в гаспачо… Нет, молва говорит неправду. Все испанки страдают молча.
А. С.